Мисс Браун выходит вперёд, делает реверанс перед публикой. Произносит маленькую речь. Такой замечательный момент, возможность донести Культуру до округа Колдуэлл, о да, юным умам и пальцам, несомненно, полезно прикоснуться к Великим Композиторам, а она сама надеется, что родители оценят её старания по формированию у их детей вкуса к Высокому, хотя все мы по-прежнему живём почти на самой границе Дикого Запада. Вот она уже села на своё место под громкие аплодисменты, и концерт начался. Один за другим выходим мы вперёд – кто с дерзкой верой в свои силы, кто еле живой от ужаса.
Надо ли говорить, что случилось дальше? Это было избиение младенцев. Джорджи упал с вращающейся табуретки, не сыграв ни одной ноты, заревел во весь голос, и мама унесла его со сцены на руках. Лула играла безупречно, но её стошнило, как только она закончила. У Хейзел Дэнси нога соскользнула с педали, и зал огласило низкое раскатистое р-р-р-р-р-р. Гарри играл прекрасно, но по непонятной причине всё время не сводил глаз с одного из углов зала. Я играла как заведённая, пальцы деревянные, про реверанс забыла, мисс Браун даже на меня шикнула. Я смутно помню этот день. Его лучше стереть из памяти. Одно я помню отчётливо – на обратном пути я поклялась себе, что больше в концертах не участвую. Я объявила об этом маме и папе, и они, видимо, что-то поняли. На следующий год, несмотря на все уговоры мисс Браун, мы с Лулой просто раздавали программки. Моей подруге навсегда запретили выступать.
Глава 7
Гарри заводит подружку
Домашние расы часто носят до некоторой степени характер уродств…они часто очень резко различаются в одной какой-нибудь части…
Вскоре после концерта над нашим домом нависла опасность.
Я смутно подозревала, что однажды Гарри захочет жениться и зажить своей семьёй. Но я рассчитывала, что у меня в запасе не один десяток лет. Ведь у Гарри есть семья – это мы, особенно я. Его любимица.
Через пару дней после ужасного концерта в Локхарте брат начал как-то странно себя вести. Сидит, уставившись в пространство, молчит как идиот, прямо стукнуть хочется. Не отвечает на вопросы, как будто его тут нет. Я не знала, что и подумать. Нет, это не мой любимый, умный Гарри. Это его бледная тень.
Я не выдержала, спросила прямо:
– Гарри!
– А?
– Что с тобой? Ты не заболел? Что случилось?
Он только улыбнулся.
– Тебе надо к доктору!
– Да не волнуйся ты так. Всё в порядке. Я великолепно себя чувствую.
– Тогда почему ты себя так ведёшь?
Он таинственно улыбнулся и достал из кармана захватанную визитку. На новый манер, с фотографией. (Верх пошлости, по мнению мамы.) Это была Она. Молодая женщина (далеко не девочка) с большими выпуклыми глазами, поджатыми губками, стройной длиной шеей и массой пушистых волос – вылитый одуванчик, дунешь – и облетит.
– Ну разве не лапочка? – произнес Гарри с чувством.
Никогда не слышала у него такого противного голоса. Ненавижу! И её ненавижу! Я тебя раскусила! Ведьма, горбатая гарпия, пожирательница любимых братьев. Разрушительница семейного счастья. И моего счастья. Я не могла оторваться от фотографии.
– Лапочка? – переспросила я, дрожа от возмущения.
Брата похищали прямо у меня на глазах, я должна была остановить это безобразие. Мысли метались во всех направлениях, как необученные солдаты в первом бою. Требовалось время, чтобы привести их в порядок. Перед атакой надо включить мозги.
– Где ты её встретил, Гарри? – спросила я как бы между прочим.
Его глаза погасли, он запнулся. Я задела больное место, но не поняла сразу, почему это так важно.
– Понимаешь, я просто остановился перекусить в Прейри Ли, и меня пригласили на службу.
Ага. В Прейри Ли – две церкви. Баптистская – это ещё ничего. Независимая церковь – куда хуже: за то, как они проводят службу, их прозвали Прыгунами. Многие, в том числе и папа с мамой, убеждённые методисты, считали местных Прыгунов сборищем негодяев и всякой швали. (Дедушка заявлял, что за свою долгую жизнь наслушался достаточно проповедей и теперь предпочитает проводить воскресные утра на природе. Преподобный Баркер, очень ценивший дедову компанию, не обращал на это внимания, а маме это было явно не по вкусу.) Хотя кого-то из Прыгунов пару раз даже приглашали к нам домой, мама склонна была считать всех их чохом, справедливо или нет, такими же выходящими за общепринятые рамки, как укротители змей, кающиеся грешники, бесноватые и остальные доморощенные сектанты.
Вот оно! Я, как великий генерал, подтянула войска. Оружие приведено в боевую готовность, территория разведана, цели намечены. Я представляла грядущее сражение во всех подробностях. Я – генерал Томас Джонатан Джексон по прозвищу Каменная Стена. Я – генерал Ли собственной персоной!
– Это была баптистская церковь? – нежно спросила я.
– Нет, – ответил Гарри после паузы. – Независимая церковь Прейри Ли.
Можно расслабиться. Победа у нас в кармане.
– Но Гарри… – Я вся – сестринское участие. – Так она из Прыгунов?
– Ну и что? – упрямо возразил брат. – И не называй их так, они – Независимые.
– Ты родителям уже рассказывал?
– Пока нет.
Он занервничал. Удар попал в цель. Гарри снова склонился над фотографией – лицезрение возлюбленной явно придавало ему сил.
– Сколько ей лет? – пошла я в наступление. – Она кажется совсем взрослой.
– Не говори глупостей! – возмутился Гарри. – Она всего пять лет как выезжает.
Я прибавила пять к восемнадцати – обычному возрасту выхода в свет.
– Ей двадцать три! – воскликнула я в ужасе, а втайне ликуя. – Она же старая дева! А тебе всего семнадцать.
– Какая разница! – Гарри вырвал карточку у меня из рук и гордо удалился.
За ужином он упомянул, что собирается запрячь Улисса в двуколку и съездить прогуляться.
– Почему не верхом? – удивился папа. – Зачем тебе двуколка?
– Он давно не ходил в упряжи, это пойдёт ему на пользу.
Пришло время для следующего залпа.
– Навестишь её? – громко спросила я.
Все за столом сочли, что вопрос интересный. Наступила тишина. Все, кроме дедушки, оторвались от еды и уставились на Гарри, даже малыши. Хотя они, конечно, не поняли, о чём речь. Мама глянула на меня, потом на Гарри. Дедушка невозмутимо жевал свой бифштекс.
Гари покраснел. Взгляд, брошенный на меня, без слов говорил: «С тобой я разберусь позже». Никогда он раньше так на меня не смотрел. Почти с ненавистью. Меня пронзил страх. Кожу как иголками закололо.
– Кого её? – спросила мама.
Дедушкин нож с противным звуком проехался по тарелке. Он вытер усы большой льняной салфеткой, заправленной за воротник, и мягко произнёс, обращаясь к своей единственной невестке:
– Господи, Маргарет, «кто она», а не «кого её». Так правильнее, пора бы знать.
Он внимательно поглядел на маму.
– Кстати, Маргарет, сколько тебе лет? Полагаю, около тридцати? Достаточно взрослая, чтобы говорить правильно.
С этими словами дедушка продолжил ужин. Мама, которой стукнуло сорок один, не обратила на эту речь никакого внимания.
– Гарри! – мама сверлила взглядом старшего сына.
Иголки под кожей слились в зудящее розовое пятно. Будущее нашей семьи повисло на волоске.
– Это девушка… юная леди… гостит в Прейри Ли, я просто хотел её покатать. Совсем недолго.
– Так-так, – мамин голос стал ледяным. – Объясни толком, кто эта юная леди. Мы её знаем? Из какой она семьи?
– Её зовут Минерва Гудекер, она из Остина. Сейчас гостит в Прейри Ли у дяди и тёти.
– Кто они?
– Преподобный Гудекер и миссис Гудекер.
– Ты имеешь в виду преподобного Гудекера из Независимой церкви в Прейри Ли?
Волосок с треском лопнул.
Гарри покраснел ещё гуще. Он выскочил из-за стола и рванул к двери.
– Ну да, – бросил он на ходу. – Значит, всё нормально? Я ненадолго.
Голос какой-то неестественно бодренький.
– О чём, собственно, речь? – спросил папа.