Потом пришлось решать проблему волос. Мама наконец заметила, что волос стало меньше. Я объяснила, что летом цепляется ужасно колючий репейник, волосы запутываются, вот и пришлось состричь колтуны, а потом подровнять. Мама скривилась, но промолчала и позвала Виолу на помощь. Вдвоём они целый час расчёсывали и укладывали, а разговоры вели, как будто меня не было в комнате. Как можно тратить столько времени на причёску? Хотя мы все понимали – это вполне заслуженное наказание за то, что срезала волосы.

Потом они намазали меня «Лучшим питательным средством для укладки волос Пибоди (Гарантируем блестящие локоны)» и оставили на целый час сушиться на солнышке с этой жирной серной гадостью на голове. Неужели все настоящие леди должны через такое пройти?

Дедушка проникся жалостью к моему бедственному положению и принёс одну из своих книг. «Необычайная флора и фауна антиподов» помогла вынести пытку. На картинке детёныш кенгуру высовывается у мамы из сумки. (Вопрос для Дневника: Почему у людей нет сумок на животе? Это удобнее, чем таскать младенцев на руках. Я попыталась вообразить маму с Джей Би в сумке. Ответ: Он не поместится под корсетом.) Вот бы увидеть кенгуру! Или утконоса – странное млекопитающее, похожее сразу и на выдру, и на утку.

С тех пор как в Остине, в бродячем цирке мне посчастливилось увидеть бегемота, мои мечты не устремлялись так далеко. Я оценивала свои шансы, и слабая надежда разгоралась в груди. Так я и сидела на солнце, воняя как гигантская серная спичка.

В конце концов они засунули меня в сидячую ванну и начали по очереди лить на меня воду из ведёр. Они вымыли мне голову и накрутили волосы на тряпочки. Получилось, будто вся голова в перевязках. Я всё ещё пахла серой и выглядела как жертва войны или как призрак из преисподней.

Джим Боуи расплакался при виде меня, пришлось посадить его на колени и долго убеждать, что я не ранена. Сал Росс обзывал меня вороньим пугалом, пока я его не поймала. Ламар хихикал, даже Гарри улыбался. Что может быть приятнее, чем служить источником развлечения для своих братьев?

С торчащими во все стороны тряпочками в волосах плохо спалось. Утром я встала злая и невыспавшаяся. Мама решила, что имеет смысл закончить причёску уже в Локхарте, так что пришлось вынести ещё одно унижение. Я поехала в гофрированном чепце, полностью закрывающем волосы. Голова казалась огромной, уродливой. Я была похожа на Тодди Гейтса, Лулиного слабоумного брата – у бедняги была водянка мозга. (Вопрос для Дневника: Откуда в мозгах у Тодди взялась вода? Может быть, миссис Гейтс слишком много пила, когда ждала сына?) Я помолилась, чтоб нам не встретить никого из знакомых, а потом пожалела, что беспокою Бога такими пустяками, отрывая от серьёзных дел. Чем ближе мы подъезжали к Локхарту, тем больше я волновалась, хоть Гарри и уверял, что выступление – это пара пустяков.

Лошади ещё даже не остановились, а я уже выпрыгнула из повозки и, пока никто не видел, побежала к задней двери. Мама и Виола шли следом с корзиночкой, в которой лежали шпильки, ленты и щипцы для завивки. Меня усадили на табурет и принялись выдёргивать из волос тряпочки. Всё оказалось не так страшно, как я боялась, потому что неподалёку мучили ещё нескольких девочек и даже малыша Джорджи. Миссис Оглетри нарядила сына в зелёный бархатный костюмчик с батистовым воротничком, как у маленького лорда Фаунтлероя. Джорджи нетерпеливо вертелся на табуретке, разметав крутые белокурые локоны.

Лула вся тряслась и прижимала к груди жестяное ведёрко. Похоже, её могло стошнить в любой момент. Близнецы Хейзел и Ханна Дэнси были совершенно одинакового зелёного цвета. При виде чужих мучений я немного приободрилась. В комнату влетела мисс Браун в новом жёлтом платье, которое ей совершенно не шло. Она хлопнула в ладоши.

– Дети! Мамочки! Прошу внимания, s’il?vous plait [2] .

Внезапно наступила тишина. Ни писка, ни скрипа, ни шороха. Даже Джорджи не слышно. Я поняла, что мисс Браун держит в страхе всех учеников, не только меня. Спорим, она колотит линейкой нас всех. Ну, может быть, кроме Гарри. Значит, не я одна такое чудовище. Это радует.

– Через десять минут строимся, – продолжала мисс Браун. – Сначала младшие, потом старшие. Дисциплинированно, повторяю – дисциплинированно проходим за мной в зал. Садимся на стулья в глубине сцены и ждём своей очереди. Не болтать! Не ёрзать! Не толкаться! Всем ясно?

Все молча закивали.

– Когда вас вызовут, не забудьте поклониться или сделать реверанс. Десять минут!

Она вышла, привычным движением подтянув шлейф платья. Мама и Виола вновь остервенело набросились на меня со щётками и щипцами. Они рвали и тянули мои волосы. Потом отступили назад, чтобы полюбоваться своей работой.

– Ты просто картинка! – воскликнула мама. – Прямо не узнать! Сама посмотри.

Мама протянула мне зеркало.

Я тоже себя не узнаю. На голове – замысловатое сооружение из волос. Надо лбом возвышается крутой валик, на макушке волосы собраны в корону, на висках по три завитых пряди, а сзади целый водопад кудрей. Это великолепие увенчано самым большим в мире розовым атласным ободком. Мама с Виолой в восторге от своей работы. Они не удосужились узнать моё мнение, и я не стану говорить, что выгляжу… ужасающе.

– Какая же ты хорошенькая! – говорит мама.

Моя рука сама собой потянулась к причёске.

– Не смей! – кричит Виола. – Испортишь!

Она собирает орудия пытки, пока мама беседует с миссис Гейтс.

Я подошла к Луле.

– Привет, ты как?

Лула глянула на меня и молча кивнула. Говорить явно не может. Я с завистью отметила, что подруга благополучно избежала радикальных изменений причёски. Её светлые, серебристые волосы заплетены в две аккуратные косички. Я хотела ободрить её, развеселить. Подтолкнула локтем и прошептала:

– Лула, глянь, что со мной сделали. Хуже не придумаешь.

Она только губы стиснула и судорожно втянула носом воздух. Похоже, совсем разучилась разговаривать.

– Лула! Не бойся! Ты это играла тысячу раз. Сделай глубокий вздох. Если не поможет, всегда остаётся ведёрко.

Я огляделась. Гарри перед зеркалом наносил на волосы лавандовую помаду и старательно причёсывался. Никогда не замечала, чтобы он так прихорашивался. Как самый старший ученик он должен был выступать последним. Всё равно ему придётся сидеть на сцене и слушать музыку, пока не наступит его очередь.

Мисс Браун вернулась. Мы выслушали последние материнские наставления, и мамы поспешили в зал. Виола успела шепнуть: «Не смей трогать причёску!» Мы молча построились. Никто не болтал, не толкался, не переминался с ноги на ногу. Гарри подмигнул мне из конца строя. Лула стояла прямо передо мной и дрожала всем телом, даже косички тряслись.

– Лула! – прикрикнула мисс Браун. – Поставь ведро на место.

Лула не шелохнулась.

– Кэлпурния, забери у неё ведро!

Я легонько стукнула подругу по плечу.

– Поставь ведро, Лула. Пора.

Она умоляюще на меня посмотрела. Пришлось самой забрать ведёрко. Руки у Лулы были совсем влажные.

Мисс Браун скомандовала:

– Пора! Держаться прямо, не горбиться, подбородок вверх!

Она распахнула двери в зал, мы двинулись за ней. Шум получился, как от ливня по жестяной крыше. Раздались аплодисменты, Лула вздрагивала как испуганный олень – вот-вот бросится бежать. Я произвела всесторонний анализ и быстренько прикинула, чем мне грозит её бегство, но старая добрая Лула взяла себя в руки и осталась в строю.

Внезапно мисс Браун, величаво шествующая впереди, стала выше. Почему? Как? Что случилось? А, она дошла до лестницы, ведущей на сцену. Там, кажется, двенадцать ступенек.

Ступеньки! Совсем про них забыла. Сотни и сотни ступеней. Я видела их и раньше, но мне до них дела не было. Я совершенно к ним не подготовилась. Колени подгибаются, меня бросает то в жар, то в холод. А Лула плавно скользит впереди меня без видимых усилий. Я в ужасе спешу за ней и лишь каким-то чудом преодолеваю лестницу не споткнувшись. Я притормаживаю перед ослепительными огнями рампы. Дальше – пропасть. Мы рассаживаемся, буря аплодисментов постепенно стихает.